Я смотрела на Ярсона из-за тяжелого тканого полога, разделявшего мои покои на несколько частей.
Жарко полыхал камин и я наконец-то согрелась не только внешне, но и внутренне. Чувствуя, как тихо и неуловимо-мягко начинает расслабляться мое тело… Казалось, я словно слышу легкий звон внутренних замочков тревоги и напряжения. Размыкавшихся, отпускающих наконец мое сердце… выпускающих свои коготки из моего солнечного сплетения… Тепло всегда было моим союзником. Моим и моего тела…
Ярсон напоминал здесь огромного большелапого щенка, который только что с упоением носился в дрожащей от дождя траве, кувыркался, и до одури гонялся за крикливыми белками. А сейчас его привели в дом и заставили пять тягучих, тягостных минут вести себя чинно и сдержано.
Ему хотелось быть в совсем другом месте, и он еле сдерживал свое нетерпение.
Заложив пальцы, за ременной пояс, чуть поводя тяжеленными плечами, он ходил возле камина, стараясь выглядеть, как должно. Но веселое, жаркое нетерпение плясало внутри него, и казалось, даже воздух от этого дрожал и вибрировал в пространстве вокруг него.
Последние пару секунд перед моим выходом….
Неста бесшумно смахнула с ладони горсть трав любавника мне под ноги…. Заговаривая путь, чтоб все, что я начну — обретало удачу.
— И пусть Богини Тишины выстилают ваш путь…. — проговорила одними губами… но даже сам воздух вокруг моей затканной жемчугом юбки — в миг потеплел и подсветился особым светом….В травяных заговорах ей не было равных.
Я вышла из-за полога, в платье цветов своего дома.
Сегодня я ношу его последний день. Вечером меня и Ярсона официально представят всем, как обручившуюся пару. И на официальных приемах я не смогу съесть ни кусочка сама, только из его рук. Так же как и он – только из моих.
— Без тебя даже мед горек, солнце мое…. — Ярсон произнес традиционное в этих землях приветствие для невесты. Почти с нежностью….
Но во всем его облике скорее читался слишком явный вопрос: «И почему же льдины не прорубили дыру в днище корабля, доставившего тебя сюда, радость моя?»
Ваши северные рыбы скорее подавятся мной, чем проглотят, мой княжич…
Но вслух, для всех, я тоже была мила, и отвечала, как, и требовали традиции: «Лишь рядом с тобой живет мое сердце, свет мой…. «
Глаза сына Северного князя были прозрачные, чуть прищуренные, с четкими зрачками наигравшегося в снегу зверя… Он улыбался мне, как того требовали приличия, но лишь губами, не разжигая внутренний свет. Не включаясь в меня… И под всем этим, я чувствовала, — жила холодная и чуткая настороженность ко всему, что связано со мной.
Интересно, что успели прочитать септоны по моим следам?
— Мой князь…. — Улыбнувшись, я медленно погладила его голосом, словно шелковым платком…. Позволив взять себя за руку, чтобы провести к камину.
Возле полыхающего огня уже выставили полукруг свечей. И Неста начинала зажигать их одну за другой.
Меня всегда забавляло, как огонь реагирует на оборотней.
Отворачивая от них пламя свечей, укладываясь иногда почти горизонтально, почти параллельно каменным плитам пола, — только чтобы быть подальше от их тела. Причем, когда огня было много, и он был мощный, как в камине — этого не происходило. А с разрозненными огоньками свечей — практически всегда.
Видимо, так реагировал во всех полукровках их внутренний зверь, с древности относившийся к любому пламени с опаской. В наши дни оборотни свободно пользовались огнем, часто еще искуснее, чем люди. Но видимо, старые привычки слишком въелись в их кровь и инстинктивно выдавливали пламя подальше от себя. Свечи словно расступались перед Ярсоном.
— Это похоже на танец. — я едва сдерживала смех, наблюдая, как пламя свечей уворачивается от его шагов. — Немного нервный, но почтительный. Они упрыгали бы отсюда, если б могли….
Заметив мое веселье, Ярсон не удержался. Чуть приподнял над полом носок сапога — пламя вереницы свечей тут же метнулось вбок. Поиграв ногой, он легко устроил мне настоящее световое представление из живого огня. Развлекая меня, пока не появился септон. В облачении и с джильтами, которые принесли браслеты с печатями для обручения.
Среди танцующих огоньков свечей Ярсон выглядел, как великан, на грибной поляне.
И не смотря на всю свою массивность, двигался он удивительно легко и мягко, даже для оборотня.
— Возле твоих покоев остаются мои люди…. Теперь эти джильты твои, Эльс…. — голос Ярсона был именно таким, чтобы чувствовать его всей кожей. Низкий, расслабленный, не смотря на его нетерпение…. и все же жаркими мурашками прижигающий мой позвоночник… — Надеюсь, тебе удобно в этих покоях?
Вопрос был чисто риторический. Даже если я скажу нет, переселять меня отсюда никто не собирался, и мы оба это понимали. Моя роль здесь была — сиять и улыбаться. Моему будущему мужу и всей моей новой семье….
— Здесь так много нового для меня… — что ж, я улыбалась и сияла. — Север покоряет с первого взгляда….
Вежливые разговоры ничего не значат, зависая в своей пустоте. Но каждый путь к чьему-то сердцу начинается с первых шагов, не так ли?
Искусство театра прикосновений в галерее искусниц было одним из самых ярких курсов.
«Еда из женских рук способна стать невероятной магией…» — Слова Гристаль привычно прошелестели в моей памяти.
Шаг за шагом она приоткрывала для нас это искусство, разворачивая мягко и вкрадчиво целый веер эмоций и ощущений, за внешне такими простыми движениями. — «Или же жгучей отравой, разъедающей быстрее и опаснее, чем яд» .
Я никогда не была самой прилежной. Но как угощать мужчину из своих рук, создавая для него целое действо прикосновений, приправляя живые касания своей южной, лакомо-ягодной энергией, была обучена с 13 лет.
Обещаю не слишком притравливать тебя, моя княжич…. Во всяком случае, не сразу….
Я скользнула взглядом по рукам Ярсона, считывая в своих ощущениях, что мне ждать от него.
На его правой руке не хватало фаланги мизинца. По ребру ладони была выписана тонкая татуировка — вязь знаков обрывалась, потеряв свое окончание на обрубленной верхушке мизинца. Как сторожевая башня без сигнальных огней….
При этом, часть пальца была срезана уже давно, — рука смотрелась совершенно гармонично, привыкнув жить в таком состоянии.
Кто из мальчишек не получает шрамовых зазубрин на теле?
Воинским искусствам княжеских сыновей здесь обучали с детских лет. И они очень рано начинали сопровождать отца во всех выездах и событиях — связанных и с мужскими забавами и с войной. Шрамы и посеченные отметины, нанесенные оружием здесь, конечно же, не были редкостью. Но что-то именно в этой потерянной его части вызывало мое смутное беспокойство… Как будто чешется чувствительное место на коже…. и хочется отмахнуться, но невольно возвращаешься к этому снова и снова……
— Что же ты прячешь от меня? — я легонько протянула энергию своего внимания по его ладони, скользнула по твердым горячим пальцам….
Информация не шла, как будто руки его были запаяны для считывания…. Я знала, что смогу просмотреть, возможно, просто чуть позже… когда начну узнавать его получше.
После свадьбы, из княжеской сокровищницы мне выдадут полный набор женских драгоценностей. С княжескими родовыми знаками дома, частью которого я стану. И тогда мне придется носить только их.
Сейчас же Ярсон принес мне два вводных приветственных браслета, с печатями обручения. Именно для этого он, двое его джильтов и княжеский септон в длинном облачении и пришли сюда. Чтобы одеть их мне до наступления темноты, как того требовали традиции его Рода.
Обычай этот был создан для того, чтобы обеспечить мне защиту и признание его дома, и его людей. Теперь для них я становилась «своей» — их крови. Их госпожой, будущей дочерью князя Мироша, будущей женой его 15-го сына.
Хотя, если учесть что у всех старших братьев Ярсона было по 2-3 жены, мое место в списке тех, кого княжеские люди называли «госпожа» было очень далеким и очень несущественным.
Интересно, как это, когда у твоего мужа кроме тебя, еще несколько жен?….
Если честно, — не было мне это интересно. Ярсон еще даже не стал моим, и мы были откровенно насторожены к друг к другу… Но я точно знала, что дам себе скорее позеленеть и прорасту тут в снег травой, чем буду делить своего мужчину с кем-то еще….
Камни браслетов были холодными и по-северному красивыми.
Я никогда не любила такие украшения, — носить их было неудобно, как опустить запястья в тяжеленный лед и взять его с собой. Но не могла не восхищаться яркой, искусной работой древнего мастера, в руках которого они родились. Похоже, он был по-настоящему влюблен в княжну, которая первая одела их.
Для ее обручения мастер создавал эти браслеты. Они получились, как отчаянное признание в любви — с горячим оттенком потери, с легким шепотом мечты, которая никогда не смогла бы сбыться.
Лисирэ… Мастер Лисирэ… похоже, что так звали древнего мастера. Это имя считывалось с браслетов едва уловимыми, щекочущими потоками энергии.
На секунду я словно провалилась на несколько веков назад…. увидев его глазами высокую тонкую девичью фигурку за княжеским столом. Волосы в жемчужной сетке, бледное лицо сердечком… Совсем скоро она станет женой князя, и на ее запястьях — как рубцы, как захлопнувшаяся мышеловка — сияли отчаянно великолепные, новые, — холодные и прекрасные браслеты обручения.
Я прервала этот поток, чувствуя, как он вязко утягивает меня — в прошлые тайны давно ушедших людей.
Эти браслеты останутся со мной до нашей свадьбы.
Они долго хранились в соляной пещере, но паутинка не слишком счастливых женских судеб тех, кто носил эти браслеты до меня, все еще лежала на них. Бабки и пра-пра-бабки Ярсона были их прошлыми владелицами, и я чувствовала, как шепот их жизней, их историй липнет ко мне.
Мысленно, я стряхнула все это со своих запястий, и потом, представив журчащий веселенький водопадик с летней водой, смыла с себя чужие энергии. «Линии своей судьбы вышиваю только я…» — несколько раз прокрутила привычные слова в голове, отгоняя столетний морок чужих жизней.
Камни браслетов сияли искорками, стыло-голубыми, как глаза девушки, которая была с Ярсоном при нашей встрече…
Я вдруг почувствовала запоздалый гнев – внезапный и яростный.
То, что она была в его жизни – было частью его мужского мира. Его прошлого и он был в этом в своем праве. Но он позволил ей присутствовать при нашей первой встрече – и в этом читалось уже пренебрежение ко мне.
В галерее искусниц я мечтала о муже, от которого расцветет мое сердце. Реальность же этого места поставила передо мной чужого и закрытого для меня мужчину. Который, даже сделав меня своей женой, едва ли собирался учитывать меня в своих планах. Жаркая волна хлынула мне в лицо, заставив задержать дыхание.
Ван предупреждающе глянул на меня, — он слишком хорошо знал, как стихийны могут быть вспышки моих эмоций. И понял, что опоздал — в бокалах на столе вода, позванивая о стекло, начала закручиваться в воронки. По нарастающей, закипая от моей беззвучной ярости…
Нежные цветы из оранжереи, в огромной вазе на полу, немедленно начали подпрыгивать, охваченные общим возмущением воды.
«Не сейчас, не вздумайте!» — мысленный посыл Вана зазвучал во мне оглушительней окрика.
Он быстро накрыл один из бокалов своей ладонью, усмиряя поверхность воды одновременно везде, чтобы она не начала выстреливать фонтаном под темнеющие балки потолка.
Краем глаза я успела заметить, как вода от его гасящей энергии на миг превратилась в лед, а потом опять спокойно растеклась, приняв свой прежний усмиренный вид.
Лицо Вана оставалось привычно сосредоточенным и невозмутимым, но я кожей чувствовала все слова, в которых он «рвал и метал» от моей выходки. Мой обнаженный гнев сейчас мог стать для нас слишком непозволительной роскошью.
Гася ресницами свое состояние, я чуть закусила губу, пытаясь совладать с собой.
Нас учили причесывать свои чувства и их энергии, плести из них тонкие гибкие узоры нужных событий и состояний. Но мои бешеные вспышки эмоций часто подводили меня в этом искусстве.
Как мне быть тебе нежной невестой, северный княжич? Если ярость рычит и брыкается под моими ресницами….
Юлия Бойко «Книга за чаем».
